В мире практически не было мест, которые Мэль хотел бы назвать своим домом. Которые он мог бы назвать своим домом. За свою жизнь он хорошо запомнил один крайне немаловажный факт: дома слишком легко рушатся и слишком хорошо горят.
Как и люди.
И только возвращаясь в Бентон, спрятанное в горах поселение Свободных, он мог бы сказать, что приходит домой. Пока над этого места еще касались солнечные лучи и пока до укромной долины еще не добрались игни. Одним из лучших зрелищ, которым он когда-либо становился свидетелем, Мэль считал именно это: вид, открывавшийся на закате с каменистой горной тропы на полсотни крепеньких домов, дым, поднимавшийся над очагами, взгляд на людей, занимавшихся своими обычными повседневными делами.
Мир, которого он пытался достичь. Если он не справится, если будет неосторожен, этому маленькому мирку придет конец. Мэль напоминал себе об этом так часто, как только мог. Здесь жили люди, которых он еще мог назвать своими друзьями, подданными, семьей. Маленькое королевство исчезнувшего принца.
Их встречали - практически все население Бентона выбежало навстречу. Припала на шею Ксарту Анни - красивая, несмотря на хромую с рождения ногу. Ксарт собирался на ней жениться, но откладывал в последний момент - считал, что жизнь, которую он ведет, не позволяет обзавестись семьей. Что-то громко причитала Бетта, кто-то хлопнул принца по плечу, радуясь возвращению маленького отряда.
Не всего. Разорванное тело Вильса осталось в Тавионе - грязным пятном и кучей потрохов на мостовой. Теперь заменить его придется Энги - так всегда бывает: жизнь за жизнь. Их численность растет слишком медленно, на одного человека, решившего присоединиться, всегда приходится кто-то погибший. Смириться с этим - едва ли не сложнее, чем с чем-либо еще.
- Бетта, - он обнял высокую женщину, пытавшуюся разом обхватить и его, и Илию, вдохнул мягкий, домашний запах печеного хлеба. Бетта едва ли не единственная, кроме Нары, пыталась заботиться сразу обо всех в поселении. - А где Алан? Нара?
Вспомнив о родителях Илии, он обернулся на саму девчонку. Нахохлившаяся и бледная - после пятидневного перехода и спешного бегства от преследования - она отвернулась прочь. Все еще сердилась за Энги и Сциллу, привязанную в сарае на окраине и запертую на замок. Мальчишка с трудом убедил израненную тварь остаться там.
- Он по делам ушел, она за травами, - отозвалась Бетта, отстраняясь, чтобы получше рассмотреть прибывших, как и положено, измотанных и грязных. - Вильс где? Это кто с вами?
- Вильс мертв, - коротко ответил Мэль, и лицо женщины сразу осунулось. Каждая потеря для Бентона была невосполнимой.
Отойдя чуть поодаль, Мэлеас нашел глазами Энги, подозвал мальчишку к себе.
- Бетта, позаботься о мальчике. Накорми его, отмой и дай выспаться. Я все расскажу позже.
- Самому бы вам вымыться не мешало, высочество... - цокнула языком женщина, но, наткнувшись на хмурый взгляд, препираться перестала, понятливо кивнула и обхватила Энги рукой за плечи. - Пойдем, малыш. Расскажешь, что там стряслось и откуда ты взялся, худенький такой...
Мэль устало потер лоб костяшками пальцев. Слишком устал. Не было сил ни думать, ни решать. Доползти до кровати - и рухнуть в сон.
Дом, принадлежавший ему самому, встретил натопленным очагом и горячим ужином - в отсутствие принца за ним присматривала неразговорчивая старуха Магда Костяной нос. Прозвище она получила за черную дыру, зиявшую на месте ее некогда длинного носа, обрубленного игни строптивой рабыне. Ее обезображенное, жуткое лицо было одной из тех вещей, на которые Мэль предпочел бы не смотреть никогда в жизни - но зато она, как никто, умела молчать. И отлично готовила.
У него еще хватило сил проглотить ее стряпню, чтобы не обидеть старуху, хотя больше всего сейчас хотелось лечь спать. Хватило выдержки стащить грязную одежду, снять нога об ногу сапоги, доплестись до постели - и только тогда выпасть из реальности, строго наказав себе перед этим обязательно проснуться к утру. Ну или хотя бы к завтрашнему вечеру.

Мэль проснулся, как от толчка, и почувствовал себя совершенно бодрым и полным сил. Это его не удивляло - за долгие годы, проведенные в бегах или в укрытии, он научился довольствоваться малым, и неважно, касалось это еды или сна. Тело привыкло и не требовало большего, чем было необходимо для восстановления. Даже переломанные кости, залеченные Энги, больше не болели.
За окном бушевала гроза, и из-за темноты и низко спустившихся туч неясно было, какой на дворе час. По подсчетам Мэля - следующий день, скорее всего.
Он раскрыл плотные деревянные ставни, подставляя лицо ударившему ветру и тяжелым дождевым каплям. Принцу нравилась буря, хотя гроза в горах никогда не была явлением безопасным. От грохота с гор скатывались камни, сосны, упорно цеплявшиеся за скалистые склоны, бывало, выворачивало с корнем, а быстрые и небезопасные горные реки разбухали, напитанные дождем, выходили из берегов, подмывая те деревья, что имели неосторожность прорасти слишком близко к воде. В горных ущельях грозы несли разрушение.
Но продолжали завораживать Мэля.
Наверное, если бы в жизни не было риска - азарта, ощущения смерти, от которой получается спастись в последний момент, опасности, дышащей тебе в лицо - она была бы лишена половины радости. Он редко задумывался о том, какой была бы его жизнь, не реши он нарушить правила игры, установленные игни и вступить с ними в борьбу. Наверное, ее не было бы совсем.
Среди повстанцев были такие же, как он сам - отчаянно зависящие от риска. Немногие - Диран, Скилар. Илия.
При мысли о девушке Мэль глубоко вздохнул. Последние дни перед возвращением домой она не разговаривала ни с ним, ни с Энги, демонстративно избегая обоих. Все еще злилась на мальчишку-мага - за то, что он маг, на чудовище-игни - и за то, что игни, и за то, что чудовище, и на самого Мэля - за них обоих.
И ведь, должно быть, понимала разумом, насколько они оба могут быть полезны! Понимала - но продолжала упрямиться.
Мэль досадливо поморщился, потянулся к сундуку с одеждой. Чистая и тщательно свернутая, она была переложена сухими травами, зашитыми в тряпицу - постаралась Магда. Старухе многие в Бентоне помогали, хотя и кривились втайне с ее жуткого лица.
- Который час? - спросил у старухи Мэль, выходя из спальни и завязывая на ходу воротник рубашки. Провел ладонью по лицу, поморщившись от колкой щетины. Принц не имеет права выглядеть неряшливым, даже если вокруг - только люди, затерянные на краю мира. Следовало бы наведаться к источникам, хотя в такой ливень...
Магда неопределенно пожала плечами.
- День, - односложно бросила она.
- Какой?
- Завтрашний.
Мэль вздохнул. Разговаривая с Магдой, сложно было не начать говорить так же, как она - короткими рубленными фразами. Если ему приходилось проводить с ней долгое время, ему казалось порой, что еще немного, и он тоже сядет у огня, вытянув узловатые старческие ноги, подопрет морщинистые щеки руками, перевитыми вздувшимися синими венами, и будет выдавать по одной фразе скрипучим голосом.
Бездна упаси от такого!
- Алан? - спросил он, нашаривая в углу сапоги, уже вычищенные и просушенные.
- Не вернулся.
- Нара?
- Тоже. Я что, похожа на самоубийцу, выходить в такой дождь и смотреть? - удивительно, старуха выдала больше одного слова за раз.
- О нет, самоубийство тебе не грозит. Скрипеть ты будешь даже через сотню лет, старая карга, - беззлобно фыркнул Мэль, на что Магда усмехнулась, растянув в жутковатой улыбке морщинистые губы.
- Куда пойдешь? - спросила она, вешая котелок над огнем.
- Проведаю Илию.
- Маленькая шлюшка. Смотри, заразит чем-нибудь...
- Язык придержи! - мрачно отозвался Мэль. Магда недолюбливала Илию и никогда не скрывала своего раздражения. Впрочем, раздражало ее многое, и она была едва ли не единственным человеком, которому принц позволял говорить, что вздумается - все равно не заткнешь. Пускать сплетни про Илию, при всей ее распущенности, он однако не позволял.
- Наверняка снова скачет на чьем-нибудь...
- Я сказал - замолчи!
Магда замолкла, но все ее морщины до последней выражали не сдерживаемое ехидство.
- Как прикажете, ваше высочество, - голос тоже.
Мэль накинул плотный плащ, пониже надвинув капюшон, раздраженно хлопнул дверью, выйдя наружу. Дождь хлестал так, словно все реки разом решили пролиться на землю. Он сощурился, высматривая раскисшую дорогу за плотной пеленой. Дом Илии был неподалеку - отсюда видать - но огня или дыма видно не было.
Должно быть, Магда правду сказала, и девчонка сейчас нежится в чьих-нибудь объятиях. Самому Мэлю накануне и думать о ласках было невмоготу, хотя, конечно, всегда можно было бы навестить Эри... Быть может, сегодня - он уже отдохнул, и она обрадуется.
Но сперва все-таки проверить Ильку. Не нравился в последние дни ее вид.
Он быстрым шагом, почти бегом, пересек неглубокую, похожую на чашу долину, отделявшую его дом от дома Алана - плащ вымок до нитки за каких-то пять минут, что понадобились ему на это. Подбежал к двери, несколько раз стукнул кулаком. С навеса над крыльцом лило, как из ведра.
- Илия! Иль, открой!

Ну конечно, она была не в духе. "Чего орешь, чего приперся?"
- Водички одолжить, - хмыкнул Мэль, отступая на шаг, чтобы девушка открыла дверь. Мокрая до последнего волоска, она выглядела именно тем человеком, который мог бы ссудить такой долг безвозмездно. - У тебя ее много, даже вымылась дважды.
Он прошел в холодный, темный дом вслед за Илией, привычно повесил вымокший плащ на крючок. В доме Алана он жил несколько лет, и даже приходя в гости, не привык чувствовать себя гостем. Собственно, вскрыть замок в отсутствие Илии ему помешало только уважение, испытываемое к старому вору и его имуществу.
Мэль молча наблюдал за тем, как девушка, дрожа от холода, возится с огнем. Запавшие глаза в черных кругах, мертвенно-бледная кожа, трясущиеся руки, волосы, мокрыми водорослями упавшие на лицо. С каждым взглядом он убеждался все больше - это начало очередного приступа. Уберегли боги, что не в горах.
- Дай сюда, - наклонившись, он бесцеремонно отобрал у нее кремень, ловко чиркнул о кресало, высекая искру, припал почти к самому полу, раздувая маленький язычок пламени. Огонь в очаге вспыхнул весело и быстро.
Говорить что-либо Мэль не собирался - все равно Илька на каждое слово будет крыситься, раз все еще в обиде. В любое другое время он бы ушел, но если это и вправду приступ, оставлять ее одну было нельзя. Расшибется, задохнется, найдет еще десять способов бессознательно помереть...
- Алана все нет, - он по-хозяйски прошел по комнате, склонился над стоящим в углу деревянным ящиком, вытаскивая из него длинное полотенце и сухую рубашку. Сцапал Илию за плечо, легко толкнул в плетеное кресло у очага и кинул находки ей на колени. Пройдя к двери, задвинул засов, зная, что она не желала бы свидетелей. Она и его самого бы тут не хотела видеть, да только вот здесь уже не ей решать. Его ей не прогнать. - Давно это началось?
Мэль знал, что у Нары где-то хранятся полезные для ее дочери травы, но какие именно нужны, не помнил. Сходить за Энги, тот наверняка знает? Только Илия так взбудоражится от присутствия мага, что точно сведет сама себя в могилу раньше срока.
- Илия, - он присел на корточки около ее кресла, заставляя посмотреть на себя.

- Дура. Могла бы сказать еще раньше!.. - Мэль, охнув, подхватил легкое тело, свалившееся с кресла, прижал к себе. Илию колотила крупная дрожь, хотя мастерски смешивать гадости с глупостями, по обыкновению, ей это не мешало. - Тихо. Тихо...
Он распрямился, без труда удерживая девушку на руках - хрупкая фигура была бы и вовсе почти невесомой, если бы не корчилась в судорогах от подступающего приступа. Сквозь тонкую рубашку прощупывались сведенные от начинающейся боли мышцы.
- Вот надо было молчать до последнего, - пользуясь тем, что отвечать Ильке было сейчас тяжело, Мэль не упустил случая высказать все, что накипело. - Единственное, что мне действительно сейчас стоит сделать - это позвать Энги, а не позволять тебе колотиться головой о собственные пятки...
Бледные от отхлынувшей крови губы Илии явно выражали протест, и Мэль, вздохнув, смирился. Не столько потому, что не видел необходимости в присутствии целителя, сколько потому, что не решался оставить подругу здесь в одиночестве. Мало ли, чем она может себе навредить.
- Пойдем-ка, - перехватив ее поудобнее, он потащил ее в спальню, отделенную от общей комнаты длинной расшитой занавесью. Опустил Илию на кровать, плотнее закутывая в одеяло. С собственных мокрых волос ей на лицо срывались холодные дождевые капли, с одежды на покрывало мгновенно натекло пятно, и Мэль поспешно поднялся.
Он был свидетелем Илькиного приступа, но тогда рядом была Нара, действовавшая быстро и ловко - заваривавшая какие-то травы, читавшая какие-то заговоры. В заговоры Мэль не верил ни на миг, а во всем остальном практически не разбирался.
- Что мне сделать? - он метнулся в общую комнату, с грохотом опрокинув сундук, ругнулся, зашелестел свертками высушенных трав, наполовину поредевшими. Бросил, схватил котелок, зачерпнул воды из стоящей под навесом бочки, повесил над огнем и снова вернулся к Илии, колотившейся все сильнее, сел на кровать, крепко сжал тонкую руку.
- Сейчас, погоди, - Мэль растерянно облизнул губы. Пожалуй, стоило все-таки позвать Энги. Без него не справиться. Если побыстрее побежать, может, и не случится ничего страшного.

Не то от самого вида разметавшейся на кровати Илии - бледной, с искусанными губами и слипшимися от дождя и пота волосами - не то от тона, которым она произносила (выдавливала!) слова, пробирала дрожь.
- С ней все будет в порядке, - Мэль выпустил холодную ладонь, поправил одеяло, - она же не одна. Я сейчас...
Звать Энги он передумал еще не дойдя до двери. Слишком лихорадочным, безумным блеском сверкали глаза Ильки, слишком слабым казалось скорчившееся на кровати тонкое тело. Вот выдохнется, уснет - тогда можно и сходить.
Впрочем, озвученные ею методы лечения едва ли казались пригодными, но других не было. Поднявшись, принц снова с шорохом зарылся в заботливо заготовленные Нарой кульки с травами. Как выглядят альвеи он - уже спасибо Илии! - знал отлично: бело-золотистые лепестки с сильным сладковатым запахом. Выудив три таких, Мэль, не глядя, покидал в котелок, сыпанул туда же мелких желтых цветов - сколько уместилось в кулаке.
За ремни и зажимы он схватился тогда, когда из Илькиной спальни донесся первый протяжный стон. Он уже слышал такой прежде, но этот звук, полный мучительной боли, поневоле вгонял в оцепенение.
- Иль! - сжимая ремни в кулаке, Мэль метнулся назад, где на кровати металась и корчилась, сбивая в комок покрывала, его подруга. Одеяло полетело на залитый дождевой водой пол, тонкая рубашонка задралась, обнажая худые, в синяках, бледные ноги, из горла рвался подавляемый стон. - Я здесь, сейчас...
Он поймал ее за щиколотку, судорожно бившуюся в воздухе, со второй попытки затянул ременную петлю, примотал к краю кровати. Зафиксировать Илию было непросто - ее беспорядочно дергавшаяся рука успела заехать ему по лицу, но Мэль был куда сильнее. Травяной отвар в котелке уже бурлил, распространяя резкий, терпкий цветочный запах, впопыхах он схватился за ручку голой ладонью, выругался, обжегшись, но котелок умудрился не выпустить. Перехватил тряпицей, перелил в глиняную чашку, метнулся назад, в спальню.
Перетянутая ремнями девичья фигура выглядела жутко - поломанная, искореженная деревянная кукла. Мэль присел рядом, придерживая ее голову за подбородок, поднес чашку к растрескавшимся губам.
- Пей.
Половину содержимого она пролила себе на грудь, пришлось бежать за новой. Когда и эта опустела, он осторожно затянул на затылке девушки ремень зажима, лишая ее возможности говорить и откусить себе случайно язык, вытер с подбородка и щек пролитый отвар.
- Посмотри на меня, - скомандовал Мэль. Глаза Илии на бледном, как у покойницы, лице горели темным, лихорадочным блеском. Взгляд затягивал и пугал, но он заставил себя не отводить глаз. Почему-то сейчас, при виде жутких метаний подруги, собственная паника исчезла. - Все спокойно, я здесь, и только попробуй помереть...
Он слышал от Нары (да и сам догадывался) что однажды такого напряжения может просто не выдержать хрупкое, по вине злосчастного экспериментатора-игни, тело Илии, но не верил, что Илька когда-нибудь согласится так просто помереть. Только не она и только не так.
- Наконец-то ты молчишь, - невесело пошутил Мэль, погладив девушку по щеке, перечеркнутой ремнем зажима. - Вот, значит, как это делается, а я-то думал...
За окном вновь грохнуло, от грохота тело Илии содрогнулось. Мэль неловко укрыл ее одеялом, поправил длинные, спутавшиеся волосы.
- Ну, раз ты молчишь, говорить придется мне, - молчать, слушая ее прерывистое, неровное дыхание, грохот грозы и треск натягиваемых ремней, было бы невыносимо. - Ты же не заставишь меня заткнуться, верно?

Странное и жуткое это было зрелище: тело девушки выгибалось и корчилось, зубы вгрызлись в сдерживающий их зажим, пальцы до боли терзали собственные руки и ладони Мэля - но глаза, блестящие, красные, не отрываясь, тоскливым, остановившимся взглядом смотрели на него.
Вынести этот взгляд было страшнее, чем боль от ударов отродий, ломавших ему ребра. Когда больно тебе - можно отправиться в счастливое забвение, спрятаться в волнах безумия, исчезнуть в подступающей черноте. Когда больно тому, кому ты не можешь помочь - ты не сможешь сделать ничего.
Скорее бы подействовал отвар. Судороги не прекращались, но, кажется, его голос помогал Илии отвлечься.
- Скоро все кончится, - бормотал Мэль, стискивая ладонь подруги. - Ты уснешь, а когда проснешься, здесь уже будет Нара. Она тебе поможет. Энги тебе поможет. Мы вместе непременно что-нибудь придумаем. Любую болезнь можно излечить, в это я верю, а после того, что видел в замке - тем более. Ты же... помнишь эту историю? Про то, как появились болезни?
Даже если она и помнила эту глупую сказку, то ответить бы все равно не смогла. Но ресницы дернулись, взгляд на мгновение сфокусировался на лице принца.
- Это было... еще до того, как на землю пришли игни, - Мэль облизнул губы. Странное ощущение - рассказывать что-то настолько полузабытое, да еще человеку, мечущемуся в полузабвении. - Тогда в Мавэнне царили только люди, первые люди, сражавшиеся за место под солнцем с животными, птицами и лесом. Когда люди взяли в руки лук и стрелы, ножи и рыболовные снасти, звери поняли, что проигрывают войну и стали держать совет, чем бы им одолеть ненавистных людей. Особенно буйствовали медведи. Они даже изготовили собственные луки и стрелы, чтобы убивать людей, но длинные когти не позволили им держать оружие. Оно и славно: представляешь, как бы мы сейчас постоянно воевали против медведей? Лично я очень рад, что этого не случилось, - тонкие пальцы Илии на его руке чуть разжались, и Мэль погладил расслабившуюся ладонь. - Затем слово взяли рыбы, ящерицы и змеи, тогда они еще умели говорить. Они поклялись насылать на людей страшные и дурные сны, которые, подобно змеиным кольцам, будут обвиваться вокруг тебя по ночам, холодные, скользкие и недобрые. Птицы наслали на людей страшный кашель, а бородавчатые жабы - проказу, покрывающую тело жуткими язвами, - спокойный, размеренный голос слегка понизился, будто Мэль рассказывал страшную сказку ребенку, слушающему лишь интонации, а не слова. - И только растения людей любили. Деревья, цветы, мхи и травы послушали, о чем говорили звери, и пообещали помочь человеку прогонять болезни, насылаемые зверями. Так одновременно с недугами появились и лекарства, способные их исцелить. С тех пор, если целитель не знает, каким лекарством лечить больного, растения сами тихо шепчут ему об этом, если уметь слушать, - он вздохнул, осторожно укладывая переставшую дергаться руку Илии обратно на подушку. - Я не умею, зато твоя мать умеет и преотлично. До появления магии растения были единственным, что нас спасало. Теперь может спасать и магия...
Он умолк, посмотрев на застывшую девушку. Тело ее все еще сотрясала крупная дрожь, но глаза были закрыты, а дыхание, хоть и неровное и хриплое, больше не походило на судорожные стоны. Руки были холодны, как лед.
Мэль стащил сапоги, мокрые от бушевавшего ливня. Сейчас все равно никуда не уйти, даже если бы он вдруг решил оставить Илию бороться с болезнью в одиночестве.
Но он никогда не простил бы себе такого.
Он стянул сырые рубашку и штаны, прилег на кровать позади подруги, крепко обнял поверх одеяла дрожащую от холода Ильку, согревая собственным теплом. Гроза все никак не прекращалась, над крышей домика гремел гром. Под этот грохот и сверкание молнии, под звуки тяжелого дыхания Илии Мэль и сам не заметил, как провалился в сон.